даже скромной улыбке.
Кулак вздрагивает, и у меня в грудине вязкая смола расползается, теплая и густая, мешая сделать полноценный вдох.
— Значит, заработает так, — почти напевом заключаю я.
— Делаем общий док, значит, — басит он и, поднимаясь, отодвигает соседний стул небрежно резко и отрывисто.
Кулак покидает комнату, никого не дожидаясь.
Консультанты, запихивая бумаги в портфели, бросаются вслед за хозяином.
— Я всегда знал, что когда-нибудь наше юридическое образование пригодится, — задумчиво тянет мой однокурсник Егор.
Да, теперь оно пригодится.
Я собираюсь добавить в «документ» столько деталей, сколько могу придумать. И Василию Кулакову придется выполнить все до единой.
Глава 4 АЛИСА
На центральной улице Васильков ажиотаж, несмотря на зенитное солнце. Повылезали горожане на шум и гам. И на отблески журналистских камер.
Ну как же, сам столичный король пожаловал, а еще и что-то большое и дорогое строить задумал.
Стискиваю лямку раритетной сумки Ив Сен-Лоран и направляюсь к лимонно-желтому зданию, возвышающимся над другими.
У самого оживленного места Васильков есть название — «Лепесток» — но все его кличут только Гостиницей. Потому что это — единственная гостиница городка. Рядом кафешки и магазины, а за углом рыночный проспект.
Прикидываю, что дешевле за номер заплатить, чем уйдет на бензин мотаться туда-сюда.
Сделаю тут свою версию документа за пару дней и бессонных ночей. А дальше, надеюсь, будем разбираться в столице и лишние расходы закончатся.
Со вздохом бронирую номер. Ванная внутри, вот и славно. Все равно накладные расходы, но самый дешевый номер никак не могу снять — душевая на этаже.
Выхожу обратно на улицу, чтобы полюбоваться как непубличный Василий Кулаков мучается под софитами пиарных камер и под дождем подлизывающих вопросов.
Новоиспеченный «Благодетель» явно продумывает куда бы сбежать побыстрее. Некоторым журналистам отвечает, будто он здесь главный по камере. Тюремной камере. Смешно все это.
Он, конечно, выхватывает меня взглядом издалека. Стою на крыльце, на возвышенности лестницы, как хозяйка города и смотрю на него вниз.
Мучайся-мучайся. Хочешь выглядеть благонадежным членом общества — терпи, бес.
Едва удерживаюсь, чтобы не помахать издевательски рукой.
Кулак нацеливает острие своего взгляда на меня слишком часто, и мне это не нравится — заметят другие ведь — но с места сдвинуться не могу. Застыла, как прибитая к плитам под подошвами.
Когда консультант отводит беса в сторону пиарной локации, обхожу здание по крыльцу и спускаюсь по другой лестнице.
Мира Никоновна только переехала в отреставрированное здание и надо бы поинтересоваться не нужна ли помощь.
Магазин «Все по 15» теперь соседствует с лавкой гадалки, и сочетание «дизайнов» — зрелище не для слабонервных.
У Миры Никоновны старая вражда с гадалкой Далей, и по иронии судьбы они вынуждены ютиться в совместном зале последний месяц.
Рассматриваю желтые ценники возле кассы «Все по 15», пока грустная хозяйка рассказывает мне последние новости. И оказывается вчера подвезли новый ассортимент, поэтому дела должны пойти шустрее.
Дела каждый месяц «должны пойти» шустрее по разным причинам, но Мира Никоновна не сдается. Может, это Даля реально прокляла ее продажи?
Выглядываю из-за стеллажа в сторону ядовито-зеленой ширмы. А из-под алого атласного торшера с кандибобером тут же выглядывает гадалка Даля, хмыкая и закатывая глаза при виде меня.
Чудненько.
Собираюсь купить резиновую оранжевую уточку для ванны — чисто для поддержки продаж, — как в магазин-салон влетают операторы, корресподенты.
За ними следует мэр, и порядком уже взмокший Кулак с напряженными бицепсами.
Ну что, что они забыли тут?
— А тут наши отреставрированные площади, так сказать, для коммерческого развития города, — торжественно указывает Анатолий Иванович на желтый стенд «Покупай все по 15». — И вот с помощью Василия Ивановича мы, уверен, и еще больше отремонтируем!
Кое-кому душу продажную не мешало бы отремонтировать, но лицемерие держу при себе. Если бы бывшие бандюганы давали деньги на ожоговые отделения, мне тоже пришлось бы взять.
Сталкиваемся в этот раз с Кулаком не только беспокойными взглядами.
Корреспонденты прут и прут, а помещение — крошечное. Один оператор даже задевает деревянного фламинго, и тот возмущенно покачивается, навалившись на надутый спасательный круг с выцветшей надписью «Буйки-бубульки».
Бес невольно задевает меня плечом, а я вжимаюсь в стеллаж, спасая уточку в ладонях у себя на груди. Кулак нехило так отталкивает какого-то мужика, усугубляющего толкучку возле нас.
Мэр старается переадресовать вопросы виновнику пиарного переполоха, но Кулак занят раздачей приказов — чтобы вывели часть свиты отсюда.
Его ноги касаются моего бедра. Под гул бурана в моей крови я не сразу замечаю, как мы оба замираем.
Он наконец-то умудряется развернуться лицом, попутно задевая мое плечо шероховатой поверхностью руки. Я вжимаю уточку в себя сильнее.
— Что это? — требует Кулак ответа, словно я бомбу в руках держу, а не мелочь какую-то.
Растерянно обнаруживаю, что вместе с резиновой уточкой захватила со стола и силиконовую форму для выпечки. В виде розового единорога.
— Ничего, — огрызаюсь я.
Его суровые губы явно готовятся произнести грубость, как в гущу событий прорывается гадалка.
И она хватает беса за локоть, нагло дергая.
Даля выглядит обезумевшей, ей-богу.
Я даже прижимаюсь к Кулаку поближе, потому что женщина вдруг впала в неадекватную экзальтацию и практически нападает на него!
— Вправо, минуя пруд, к колодцу! — повторяет она раз за разом, дергая беса за руку.
Он отряхивается от сумасшедшей, но чтобы полноценно от нее избавиться, придется либо меня толкнуть на стеллаж, либо гадалку отфутболить в толпу.
— Вправо, минуя пруд, к колодцу, — частит Даля, теперь шепотом. Она пытается даже допрыгнуть до его непроницаемого лица.
Господи, хоть и солнечно на улице, и здесь толпится куча народу, а мне становится жутко.
Мурашки пузырятся по коже, и Кулак словно тактильно ощущает их — он переводит взгляд на место, где наши руки соприкасаются. И потом поднимает цепкие глаза на мое лицо.
— Часто такое случается?
Он явно подразумевает безумие Дали, но тон, которым выдыхает слова… словно он хочет знать, часто ли моя кожа такая чувствительная.
Я отрицательно покачиваю головой.
Кулак отцепляет себя от гадалки в последний раз, и криком приказывает своему консультанту вывести из магазина уже всех. Как верный доберман, мужчина выпроваживает каждого, кто попадается на пути.
Даля убегает к себе подсобку, бормоча проклятия в адрес всего поселка.
Бес направляется к выходу с настолько подчеркнуто выпрямленной спиной, что я не могу не провожать его взглядом.
И